Знахарь. Трилогия (СИ) - Страница 47

— Их меньше двухсот человек. Прикажи стрелять по площадям, нашим хуже не будет, — обратился он к Харду.

— Своих посечем. Амулеты есть только у десятников! — после небольшой паузы не согласился Хард.

— Мятежники уйдут! Хватит думать!

— Стрельба навесом, бронебойными! — скомандовал Хард, и добавил, — каждый десятый выстрел магической стрелой. Минут через пять бой затих. Две сотни метров дороги были усеяны трупами стражников, впрочем, часть стражников была только ранена. Двое бойцов притащили раненого охотника, совсем мальчишку.

— Повесить без допроса, — пожалел его Хард.

— Ты, может, сказать чего хочешь, иль попросить об чем, — обратился к мальчишке Алексей. Тот плюнул в ответ. На той стороне балки отряд расположился на стоянку. Нужно было похоронить убитых, да и само место было неплохое — рядом находился родник. На ужин Хард откупорил бутылочку хорошего вина. Друзья, формально, помянули погибших, а затем обсудили странную засаду.

— Две сотни мятежников пожертвовали собой. У них не было никаких шансов. Глупость! — в который раз удивлялся Алексей.

— Можно подумать, что они хотели задержать нас на пару часов. Зачем? — поддержал его Хард. Ответ они узнали утром. Родник был искусно отравлен. Большая часть отряда тяжело заболела, многие умерли. Мятежники купили ценой своей жизни стоянку отряда у отравленного источника.

Павел Ильич.

Наутро женщину-конокрада судили. Она уверяла всех, что невиновата, что владелец двуколки пытался приставать к ней, и она вынуждена была выпихнуть его из коляски. Сам хозяин двуколки смог добраться до деревушке только утром. Женщина нашла слишком удобное место для нападения, крутую насыпь, от падения мужчина сломал ногу и долго лежал без сознания. Он утверждал, что женщина вела себя фривольно, но затем, неожиданно, стала изображать недотрогу.

— Разве приличная женщина путешествует в одиночку? — спросил он у судьи. Судья одобрительно кивнул.

— У неё две верхние пуговицы на платье были расстегнуты, — продолжил потерпевший. Все присутствующие хором вздохнули. Я немного «послушал» мужчину, тот говорил правду, ни грамма фальши. Но и женщина ощущала себя жертвой.

— Она присвоила двуколку. Хотела уехать на ней из деревни.

— Я торопилась, — с чисто женской логикой парировала женщина. Система правосудия в империи была мне малознакома.

— Какое наказание положено конокраду? — спросил я, стоящего рядом степенного, хорошо одетого мужчину.

— Конокрада бы повесили. А ей ничего не угрожает. Она же женщина, перед законом не отвечает. Судья определит штраф для её мужа или отца. А ей придется посидеть в кутузке, пока того не найдут.

Судья вынес приговор, определил сумму штрафа. Женщина восприняла её спокойно и предложила тут же заплатить. Тот отказал.

— Твои вещи арестованы и будут выданы твоему мужу. Назови его адрес.

— Я не замужем.

— Тогда адрес отца или любого родственника. Представление потеряло для публики интерес, и все стали расходиться. Дилижанс стал наполняться людьми. «Конокрадка» с тоской смотрела на нас, готовых уехать. Я уже встал на ступеньку, но решился, попросил кучера подождать и вернулся к судье.

* * *

Женщина назвалась именем Штольц. Ехала она молча целый день, ни слова благодарности, ни объяснения своим диким поступкам, ни ответа — куда исчезла служанка. Выданных мне судьёй её денег хватило только на штраф, видимо он знал — какой размер штрафа назначить. На следующей ночевке Штольц не понравилось, что я заказал себе лучший номер в гостинице.

— Разве тебя не учили в детстве, что лучшие удобства нужно отдавать дамам?

— Я так и поступаю. Моя дама появится здесь с минуты на минуту. Штольц заткнулась и отправилась в свою маленькую комнатушку. Дочь провинциального графа злилась на отца, который не взял её в столицу, злилась на грубых мужланов, окружающих её, злилась на себя, поспешно отправившую служанку в замок. Ей стало страшно путешествовать, но упрямство гнало её в столицу. Два года войны нарушили все планы поездки в столицу для поступления в университет. Я до этого и не подозревал, что в феодальном обществе допускают женщин до высшего образования, мне казалось это атрибутом демократии. Вопрос о магических способностях графини мною не рассматривался, их явно не было. Насколько мне было известно, из бесед о магии с Хардом, в столице была школа травников для женщин с магическим даром. Село, где мы остановились на ночь, было расположено на высоком берегу реки. Вид на тот берег был особенно красив. Маленькие, двухэтажные, белокаменные, домики, лодка, тропинка, будто сошедшие с картины французских импрессионистов. Я проговорился об этом Алёне, та сразу захотела увидеть чудо своими глазами. Мы поставили на берегу два плетеных кресла. Солнце светило со спины, наши длинные тени падали на воду. Но стоило деревьям закрыть солнце, как чудо исчезло, ветер стих, и облако комаров напало на нас. Мы с позором бежали в гостиницу.

— Господин, твоя спутница заказала в свой номер светлого эльфийского, золотой за бутылку, и форель, — предупредил меня хозяин гостиницы. Я кивнул головой ему в ответ, а в номере получил испепеляющий взгляд Алёны, хорошо не перешедший в файербол.

— Это не то, что ты думаешь!

— То! Всегда, именно, то! Никаких потерявшихся щеночков, маленьких бездомных девочек, только молодые, красивые, беззащитные … хищницы! Да?

— Позволь мне рассказать тебе всю историю! Я вынужден был ей помочь …

— Никто! Не взялся! Ей! Помогать! Только ты. Почему я должна узнавать о ней от слуги?